Неточные совпадения
Наконец он не выдержал. В одну темную ночь, когда не только будочники, но и собаки спали, он
вышел, крадучись, на
улицу и во множестве разбросал листочки, на которых был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон. И хотя он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть
к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Долго ли, коротко ли они так жили, только в начале 1776 года в тот самый кабак, где они в свободное время благодушествовали, зашел бригадир. Зашел, выпил косушку, спросил целовальника, много ли прибавляется пьяниц, но в это самое время увидел Аленку и почувствовал, что язык у него прилип
к гортани. Однако при народе объявить о том посовестился, а
вышел на
улицу и поманил за собой Аленку.
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью в другой конец залы
к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как человек, который весело
вышел на
улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не может быть такого человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то.
В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер один молодой человек
вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С-м переулке, на
улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился
к К-ну мосту.
Порфирий
вышел, как-то согнувшись и как бы избегая глядеть на Раскольникова. Раскольников подошел
к окну и с раздражительным нетерпением выжидал время, когда, по расчету, тот
выйдет на
улицу и отойдет подальше. Затем поспешно
вышел и сам из комнаты.
Я бросился было
к нему на помощь; несколько дюжих казаков схватили меня и связали кушаками, приговаривая: «Вот ужо вам будет, государевым ослушникам!» Нас потащили по
улицам; жители
выходили из домов с хлебом и солью.
— Когда роешься в книгах — время течет незаметно, и вот я опоздал домой
к чаю, — говорил он,
выйдя на
улицу, морщась от солнца. В разбухшей, измятой шляпе, в пальто, слишком широком и длинном для него, он был похож на банкрота купца, который долго сидел в тюрьме и только что
вышел оттуда. Он шагал важно, как гусь, держа руки в карманах, длинные рукава пальто смялись глубокими складками. Рыжие щеки Томилина сыто округлились, голос звучал уверенно, и в словах его Клим слышал строгость наставника.
Самгин мог бы сравнить себя с фонарем на площади: из
улиц торопливо
выходят, выбегают люди; попадая в круг его света, они покричат немножко, затем исчезают, показав ему свое ничтожество. Они уже не приносят ничего нового, интересного, а только оживляют в памяти знакомое, вычитанное из книг, подслушанное в жизни. Но убийство министра было неожиданностью, смутившей его, — он, конечно, отнесся
к этому факту отрицательно, однако не представлял, как он будет говорить о нем.
Дядя Яков действительно вел себя не совсем обычно. Он не заходил в дом, здоровался с Климом рассеянно и как с незнакомым; он шагал по двору, как по
улице, и, высоко подняв голову, выпятив кадык, украшенный седой щетиной, смотрел в окна глазами чужого.
Выходил он из флигеля почти всегда в полдень, в жаркие часы, возвращался
к вечеру, задумчиво склонив голову, сунув руки в карманы толстых брюк цвета верблюжьей шерсти.
Клим обиженно
вышел на
улицу, толпа подхватила его, повлекла за собой и скоро столкнула лицом
к лицу с Лютовым.
— Пойдемте чай пить, — предложила жена. Самгин отказался, не желая встречи с Кутузовым,
вышел на
улицу, в сумрачный холод короткого зимнего дня. Раздраженный бесплодным визитом
к богатому барину, он шагал быстро, пред ним вспыхивали фонари, как бы догоняя людей.
Он посмотрел, как толпа втискивала себя в устье главной
улицы города, оставляя за собой два широких хвоста,
вышел на площадь, примял перчатку подошвой и пошел
к набережной.
Было очень душно, а люди все сильнее горячились, хотя их стало заметно меньше. Самгин, не желая встретиться с Тагильским, постепенно продвигался
к двери, и,
выйдя на
улицу, глубоко вздохнул.
Самгин
вышел на
улицу с чувством иронического снисхождения
к человеку, проигравшему игру, и едва скрывая радость победителя.
Чтоб избежать встречи с Поярковым, который снова согнулся и смотрел в пол, Самгин тоже осторожно
вышел в переднюю, на крыльцо. Дьякон стоял на той стороне
улицы, прижавшись плечом
к столбу фонаря, читая какую-то бумажку, подняв ее
к огню; ладонью другой руки он прикрывал глаза. На голове его была необыкновенная фуражка, Самгин вспомнил, что в таких художники изображали чиновников Гоголя.
Этим Дронов очень усилил интерес Клима
к чистенькому старичку, и Самгин обрадовался, когда историк,
выйдя одновременно с ним из редакции на
улицу, заговорил, вздохнув...
«Вот и я привлечен
к отбыванию тюремной повинности», — думал он, чувствуя себя немножко героем и не сомневаясь, что арест этот — ошибка, в чем его убеждало и поведение товарища прокурора. Шли переулками, в одном из них, шагов на пять впереди Самгина, открылась дверь крыльца, на
улицу вышла женщина в широкой шляпе, сером пальто, невидимый мужчина, закрывая дверь, сказал...
«Я слежу за собой, как за моим врагом», — возмутился он, рывком надел шапку, гневно сунул ноги в галоши,
вышел на крыльцо кухни, постоял, прислушался
к шуму голосов за воротами и решительно направился на
улицу.
«Осталась где-то вне действительности, живет бредовым прошлым», — думал он,
выходя на
улицу. С удивлением и даже недоверием
к себе он вдруг почувствовал, что десяток дней, прожитых вне Москвы, отодвинул его от этого города и от людей, подобных Татьяне, очень далеко. Это было странно и требовало анализа. Это как бы намекало, что при некотором напряжении воли можно
выйти из порочного круга действительности.
Он заглянул
к бабушке: ее не было, и он, взяв фуражку,
вышел из дома, пошел по слободе и добрел незаметно до города, продолжая с любопытством вглядываться в каждого прохожего, изучал дома,
улицы.
В юности он приезжал не раз
к матери, в свое имение, проводил время отпуска и уезжал опять, и наконец
вышел в отставку, потом приехал в город, купил маленький серенький домик, с тремя окнами на
улицу, и свил себе тут вечное гнездо.
— То есть это при покойном государе еще вышло-с, — обратился ко мне Петр Ипполитович, нервно и с некоторым мучением, как бы страдая вперед за успех эффекта, — ведь вы знаете этот камень — глупый камень на
улице,
к чему, зачем, только лишь мешает, так ли-с?
Опираясь на него, я
вышел «на
улицу» в тот самый момент, когда палуба вдруг как будто вырвалась из-под ног и скрылась, а перед глазами очутилась целая изумрудная гора, усыпанная голубыми волнами, с белыми, будто жемчужными, верхушками, блеснула и тотчас же скрылась за борт. Меня стало прижимать
к пушке, оттуда потянуло
к люку. Я обеими руками уцепился за леер.
Насилу продрались мы, между судов и лодок,
к каменным ступеням пристани и
вышли на
улицу.
«Милая Наташа, не могу уехать под тяжелым впечатлением вчерашнего разговора с Игнатьем Никифоровичем…» начал он. «Что же дальше? Просить простить за то, чтò я вчера сказал? Но я сказал то, что думал. И он подумает, что я отрекаюсь. И потом это его вмешательство в мои дела… Нет, не могу», и, почувствовав поднявшуюся опять в нем ненависть
к этому чуждому, самоуверенному, непонимающему его человеку, Нехлюдов положил неконченное письмо в карман и, расплатившись,
вышел на
улицу и поехал догонять партию.
Это предложение доктора обрадовало Бахарева, как ребенка, которому после долгой ненастной погоды позволили наконец
выйти на
улицу. С нетерпением всех больных, засидевшихся в четырех стенах, он воспользовался случаем и сейчас же решил ехать
к Ляховскому, у которого не был очень давно.
«Занятно», — подумал Старцев,
выходя на
улицу. Он зашел еще в ресторан и выпил пива, потом отправился пешком
к себе в Дялиж. Шел он и всю дорогу напевал...
И он круто повернул в другую
улицу, оставив Алешу одного во мраке. Алеша
вышел из города и пошел полем
к монастырю.
Выйдя за ворота, он огляделся, передернул плечиками и, проговорив: «Мороз!», направился прямо по
улице и потом направо по переулку
к базарной площади.
Утром меня разбудил шум дождя. Одевшись, я
вышел на
улицу. Низко бегущие над землей тучи, порывистый ветер и дождь живо напомнили мне бурю на реке Билимбе. За ночь барометр упал на 17 мм. Ветер несколько раз менял свое направление и
к вечеру превратился в настоящий шторм.
Проснулся я от какого-то шума и спросил, что случилось. Казаки доложили мне, что
к фанзе пришло несколько человек удэгейцев. Я оделся и
вышел к ним на
улицу. Меня поразила та неприязнь, с какой они на меня смотрели.
Я посидел с минуту, затем
вышел на
улицу и направился
к своим спутникам.
Ночью даже приснился ей сон такого рода, что сидит она под окном и видит: по
улице едет карета, самая отличная, и останавливается эта карета, и
выходит из кареты пышная дама, и мужчина с дамой, и входят они
к ней в комнату, и дама говорит: посмотрите, мамаша, как меня муж наряжает! и дама эта — Верочка.
— Я ходила по Невскому, Вера Павловна; только еще
вышла, было еще рано; идет студент, я привязалась
к нему. Он ничего не сказал а перешел на другую сторону
улицы. Смотрит, я опять подбегаю
к нему, схватила его за руку. «Нет, я говорю, не отстану от вас, вы такой хорошенький». «А я вас прошу об этом, оставьте меня», он говорит. «Нет, пойдемте со мной». «Незачем». «Ну, так я с вами пойду. Вы куда идете? Я уж от вас ни за что не отстану». — Ведь я была такая бесстыдная, хуже других.
«Аксаков остался до конца жизни вечным восторженным и беспредельно благородным юношей; он увлекался, был увлекаем, но всегда был чист сердцем. В 1844 году, когда наши споры дошли до того, что ни славяне, ни мы не хотели больше встречаться, я как-то шел по
улице;
К. Аксаков ехал в санях. Я дружески поклонился ему. Он было проехал, но вдруг остановил кучера,
вышел из саней и подошел ко мне.
Тюрьма стояла на самом перевале, и от нее уже был виден город, крыши домов,
улицы, сады и широкие сверкающие пятна прудов… Грузная коляска покатилась быстрее и остановилась у полосатой заставы шлагбаума. Инвалидный солдат подошел
к дверцам, взял у матери подорожную и унес ее в маленький домик, стоявший на левой стороне у самой дороги. Оттуда
вышел тотчас же высокий господин, «команду на заставе имеющий», в путейском мундире и с длинными офицерскими усами. Вежливо поклонившись матери, он сказал...
По вечерам, когда движение на
улицах стихало, я
выходил из дому, шел по шоссе
к шлагбауму мимо дома Линдгорстов.
Я сказал матери, что после церкви пойду
к товарищу на весь день; мать отпустила. Служба только началась еще в старом соборе, когда Крыштанович дернул меня за рукав, и мы незаметно
вышли. Во мне шевелилось легкое угрызение совести, но, сказать правду, было также что-то необыкновенно заманчивое в этой полупреступной прогулке в часы, когда товарищи еще стоят на хорах собора, считая ектений и с нетерпением ожидая Херувимской. Казалось, даже самые
улицы имели в эти часы особенный вид.
Выйдя от Луковникова, Галактион решительно не знал, куда ему идти. Раньше он предполагал завернуть
к тестю, чтобы повидать детей, но сейчас он не мог этого сделать. В нем все точно повернулось. Наконец, ему просто было совестно. Идти на квартиру ему тоже не хотелось. Он без цели шел из
улицы в
улицу, пока не остановился перед ссудною кассой Замараева. Начинало уже темнеть, и кое-где в окнах мелькали огни. Галактион позвонил, но ему отворили не сразу. За дверью слышалось какое-то предупреждающее шушуканье.
К себе Нагибин не принимал и жил в обществе какой-то глухой старухи кухарки. Соседи видели, как
к нему приезжал несколько раз Ечкин, потом приходил Полуянов, и, наконец, видели раз, как рано утром от Нагибина
выходил Лиодор. Дальнейшие известия о Нагибине прекратились окончательно. Он перестал показываться даже на
улице.
Кто-то из братьев предложил украсть одного щенка, и тотчас составился остроумный план кражи: братья сейчас же
выйдут на
улицу к воротам Бетленга, я испугаю барина, а когда он, в испуге, убежит, они ворвутся во двор и схватят щенка.
Он спустился под ворота,
вышел на тротуар, подивился густой толпе народа, высыпавшего с закатом солнца на
улицу (как и всегда в Петербурге в каникулярное время), и пошел по направлению
к Гороховой.
Родион Потапыч
вышел на
улицу и повернул вправо,
к церкви. Яша покорно следовал за ним на приличном расстоянии. От церкви старик спустился под горку на плотину, под которой горбился деревянный корпус толчеи и промывальни. Сейчас за плотиной направо стоял ярко освещенный господский дом,
к которому Родион Потапыч и повернул. Было уже поздно, часов девять вечера, но дело было неотложное, и старик смело вошел в настежь открытые ворота на широкий господский двор.
После обеда Груздев прилег отдохнуть, а Анфиса Егоровна ушла в кухню, чтобы сделать необходимые приготовления
к ужину. Нюрочка осталась в чужом доме совершенно одна и решительно не знала, что ей делать. Она походила по комнатам, посмотрела во все окна и кончила тем, что надела свою шубку и
вышла на двор. Ворота были отворены, и Нюрочка
вышла на
улицу. Рынок, господский дом, громадная фабрика, обступившие завод со всех сторон лесистые горы — все ее занимало.
Новенькая избушка с белыми ставнями и шатровыми воротами глядела так весело на
улицу, а задами, то есть огородом,
выходила к пруду.
Как праотец, изгнанный из рая,
вышел из ворот маркизиного дома Пархоменко на
улицу и, увидев на балконе маркизино общество, самым твердым голосом сторговал за пятиалтынный извозчика в гостиницу Шевалдышева. Когда успокоившаяся маркиза возвратилась и села на свой пружинный трон, Бычков ткнул человек трех в ребра и подступил
к ней с словами...
Суббота была обычным днем докторского осмотра,
к которому во всех домах готовились очень тщательно и с трепетом, как, впрочем, готовятся и дамы из общества, собираясь с визитом
к врачу-специалисту: старательно делали свой интимный туалет и непременно надевали чистое нижнее белье, даже по возможности более нарядное. Окна на
улицу были закрыты ставнями, а у одного из тех окон, что
выходили во двор, поставили стол с твердым валиком под спину.
Все, о чем Анна Марковна не смела и мечтать в ранней молодости, когда она сама еще была рядовой проституткой, — все пришло
к ней теперь своим чередом, одно
к одному: почтенная старость, дом — полная чаша на одной из уютных, тихих
улиц, почти в центре города, обожаемая дочь Берточка, которая не сегодня-завтра должна
выйти замуж за почтенного человека, инженера, домовладельца и гласного городской думы, обеспеченная солидным приданым и прекрасными драгоценностями…
Они сыграли. Павел проиграл и тотчас же повел Салова
к Яру. Когда они, после вкусных блюд и выпитой бутылки хорошего вина,
вышли на
улицу, то Салов, положив Павлу руку на плечо, проговорил...
Иван продолжал дико смотреть на него; затем его снова выпустили в сени и там надели на него остальное платье; он
вышел на
улицу и сел на тумбу.
К нему подошли его хозяева, за которых он шел в рекруты.